— Пожалуй, я тоже пойду.

И тут Мосли спросил:

— А вы сами откуда, Бен?

Стоун внутренне сжался. Не оттого, что Мосли спросил, а оттого, как он спросил. Или это уже паранойя?

— Да отовсюду. Не имею склонности засиживаться на одном месте.

— А я, наоборот, задерживаюсь надолго. Первые тридцать лет я прожил в Бруклине. Потом долго находился в Южной Америке, затем в Техасе у самой границы. Но нигде не встречал я места чудеснее этого.

— Как же вы здесь оказались? — спросил Стоун, подчинившись необходимости вести ничего не значащую беседу, чтобы не возбуждать у судьи подозрений.

— По чистой случайности. Проезжал здесь, возвращаясь в Нью-Йорк после смерти жены, и у меня сломалась машина. К тому времени, когда ее через пару дней починили, я уже успел влюбиться в этот городок.

— К счастью для нас, — вставил Тайри.

— И город ответил мне взаимностью, — продолжал Мосли, — помог пережить кончину жены… А вы тоже на пешую прогулку?

— В настоящее время я к Аби. У нее там есть кое-какая работа.

— Прекрасное место, ферма «Летняя ночь».

— Это она ее так называет?

Мосли кивнул.

— По Шекспиру. «Сон в летнюю ночь». Наверное, в некотором смысле мы все здесь живем, как во сне, оторванные от остального общества.

— И хорошо, — кивнул Тайри. — Для меня, во всяком случае.

Мосли оставил их и отправился по своим делам.

Тайри снял шляпу и взъерошил волосы.

— Ну ладно, удачного дня, Бен. Вы уж чересчур не надрывайтесь.

Шериф ушел в здание тюрьмы, а Стоун зашагал дальше. Его ждал дом Аби.

Ферма «Летняя ночь».

Иначе сон…

Или кошмар…

ГЛАВА 17

Идя по главной улице, Стоун на ходу заглядывал в витрины тех магазинов, которые казались ему преуспевающими. Вид выходивших из них довольных покупателей плохо вязался с воспоминанием о согнутых шахтерах с заскорузлыми руками и темными от въевшейся угольной пыли лицами, которых он видел во время завтрака «У Риты». Затем его мысли вернулись к теленовостям.

«Предварительные версии. Подозреваемые. Связь между двумя убийствами».

Заглянув в одну из витрин, Стоун наконец увидел что искал. Дивайн все же пока отставал от остальной страны.

Войдя в магазинчик, Стоун взглянул на таксофон на стене, затем на надпись над прилавком: «АППАЛАЧСКИЕ СУВЕНИРЫ». Полки были заставлены скульптурами из дерева, камня и глины, на стенах висели картины и фотографии с видами гор, долин и сельских домиков на склонах холмов. За прилавком крупная розовощекая женщина стучала по клавишам компьютера.

Она подняла глаза и улыбнулась:

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Мне нужно позвонить. Пятерку разменяете?

Она разменяла деньги, Стоун отошел к дальней стене и опустил четвертак в прорезь автомата. Он звонил единственному человеку, чей номер невозможно было засечь, — Рубену. Тот не оплачивал звонки со своего счета, а откусывал бонусные минуты у сотен других абонентов. Стоун поверил в такую возможность, когда Милтон объяснил, как это делается.

Великан ответил после второго гудка и чуть не взревел, услышав голос Стоуна. Ответив Рубену, что он в порядке, хотя в силу обстоятельств не может сказать, где находится, Стоун задал вопрос о расследовании.

— Некий тип из ЦРУ по имени Джо Нокс опросил всех, кроме меня. Парень, похоже, въедливый и хваткий. Он уже знает, что ты и Карр — одно лицо. Знает, что ты скрываешься. Если до тебя доберутся, Оливер, ты не доживешь до суда.

— Ничего, Рубен, не впервой. Как держится народ?

— Замечательно. Алекс, правда, весь на нервах.

— Алекс — федеральный агент. Он оказался между двух огней.

— Впрочем, надо отдать ему должное, он заставил Аннабель сжечь письмо.

— Передай, что я признателен ему за это. Правда.

Наступила короткая пауза.

— Оливер… — нерешительно начал Рубен.

— Я не стану говорить, что это сделал я. Я только хотел бы сказать, что вы лучшие друзья на свете. Вы все. Я таких не заслужил. А за новостями я слежу. И если мне только покажется, что у кого-то из вас неприятности, я сдамся.

— Послушай, мы в состоянии сами о себе позаботиться. Им нас не зацепить. А если ты сдашься копам, ЦРУ вырвет тебя у них, вопя о национальной безопасности, и ты бесследно исчезнешь.

— Это уже моя забота. Спасибо за все.

Рубен начал что-то возражать, но Стоун отключился, бросив трубку на рычаг.

«Будто правую руку себе отсек. Прощай, Рубен».

Стоун взглянул на сгоравшую от любопытства хозяйку.

— Поговорили? — вежливо спросила она.

— Все отлично. Благодарю.

Она продолжала смотреть на него, и Стоун сказал:

— У вас есть удачные работы. — И, показав на одну из картин, спросил: — Вот эта чья?

Женщина побледнела.

— Дебби Рэндольф.

— Она талантлива.

— Да-да, — согласилась хозяйка и быстро добавила: — Меня зовут Ванда. Не встречала вас раньше.

— Я приехал поздно ночью с Дэнни Райкером.

— С Дэнни? — вздрогнула Ванда. — Он ведь уехал из города…

— А сейчас вернулся, хотя, думаю, ненадолго. А как ваш бизнес?

— Продажи неплохие, особенно через сайт. Аппалачские сувениры нравятся многим. Полагаю, напоминают о старых добрых временах.

— Нам всем их чуточку не хватает.

— Надеюсь, вы к нам еще вернетесь. Смотрите, какой чудный медвежонок из цельного куска угля. Просто замечательное пресс-папье!

— Не сомневаюсь.

Стоун вышел из «старого доброго» магазина, чувствуя себя так, будто до смерти ему осталось всего несколько ярдов.

ГЛАВА 18

Через полмили асфальт сменился гравием. За каменной церковью с колоколенкой и каменным заборчиком безрастворной кладки пошли ряды надгробий. Как бывший смотритель кладбища, Стоун решил осмотреть захоронения.

Среди прочих ему попалась могила Сэмюэля Райкера — бедняга умер пять лет назад в возрасте сорока одного года.

Бросилось в глаза множество захоронений семейства Тайри. Потемневшее от времени надгробие стояло на могиле Линкольна К. Тайри, скончавшегося более века назад, в девятьсот первом. Стоун подумал, что, должно быть, невозможно без замешательства видеть на кладбище собственное имя; впрочем, вряд ли бравый шериф часто сюда заходит.

На двух могилах были свежие холмики и еще сохранились живые цветы. Рори Петерсон умер неделю назад. Имя на второй могиле заставило Стоуна остановиться. Дебби Рэндольф скончалась на следующий день после Петерсона. Вот почему хозяйка магазина вела себя несколько странно. Петерсону было сорок восемь, а Дебби всего двадцать три.

Стоун пошел дальше и у старого дуба повернул налево. Раскинувший во все стороны толстые узловатые ветви дуб больше походил на держащего небесную твердь Атласа, чем на обычное дерево. К одной из ветвей был подвешен указатель: ФЕРМА «ЛЕТНЯЯ НОЧЬ». Стрелка указывала налево. Пройдя еще с сотню ярдов по засыпанной гравием дороге, Стоун вышел к дому, хотя назвать его домом было бы неверно. Трудно сказать, что Стоун ожидал увидеть, но уж точно не это.

«Довоенный». [8] Дом был огромный, с четырьмя дымовыми трубами. Белая обшивочная доска делила на секции сложенные из камня стены с черными дверями и оконными ставнями. Фасадный свес поддерживали тщательно отшлифованные колонны, образуя замечательную веранду с креслами-качалками, прочными столиками и вьющейся по стене пышной растительностью. Перед домом широко раскинулся заросший зеленью двор, ограниченный лишь каменным забором по периметру. На мощенной крупным булыжником площадке стояли запыленный пикап и чистенькая зеленая «мини» с белой крышей.

«И все это на доходы от ресторанчика с десятью столиками, парой бильярдных столов и древним музыкальным автоматом?»

Работать Стоуну предстояло в конюшне, которую от дома почти не было видно. Следующие часы он под радостное ржание чистил стойла, разбирал и развешивал по стенам уздечки, хомуты и прочую упряжь.